Директор Каннского фестиваля Тьерри Фремо: «Я — злодей»

На Одесский кинофестиваль приехал, пожалуй, самый главный человек фестивального движения в мире — Тьерри Фремо, программный директор Канна. Он дал мастер-класс, поговорил с журналистами и представил сборник отреставрированных короткометражек братьев Люмьер, сопроводив каждую своим комментарием.

Лирическое отступление. Тьерри Фремо — человек безумно занятой. Во время смотра журналисты видят, как он представляет очередной фильм или же с серьезным лицом быстрым шагом рассекает по фестивальному дворцу. Лишний раз к нему не подойдешь, и потому видеть Фремо в Одессе было особенно приятно. Тьерри оказался очень остроумным человеком, великолепным рассказчиком, но при этом он, пожалуй, единственный киноман в мире, который не может высказывать свое мнение о современном кино. Потому что за Тьерри Фремо всегда остается решающее слово в выборе фильмов в каннский конкурс. Какими соображениями он руководствуется, как решает, какой проект попадет в главный конкурс, а какой — в «Особый взгляд», вы точно не узнаете, пока он на посту.

Пока мсье Фремо не отбирает фильмы, он руководит Институтом Люмьер в своем родном городе Лионе. Эта организация занимается реставрацией французских фильмов, а также является музеем, посвященным изобретению братьев Люмьер.

КиноПоиск приводит выдержки из выступления Тьерри Фремо на Одесском кинофестивале.

О секрете успеха Каннского кинофестиваля

По сути, мы с вами делаем одно и то же дело — собираемся, чтобы посмотреть фильмы. Кино — потрясающая вещь все-таки. Оно с нами 120 лет и на протяжении всего этого времени не перестает нас удивлять. Например, я езжу по всему миру, впервые в Одессе, но город знаю благодаря фильму Эйзенштейна. Что же касается секрета успеха Канна, то мне он неведом. А даже если бы я его знал, то не сказал бы! Каждое утро я просыпаюсь и помню, что являюсь главой крупнейшего кинофестиваля в мире, так что, разумеется, я знаю, что делает Канн тем, чем он является. Во-первых, его история, а во-вторых, его ежегодная программа. Не уверен, что это можно повторить.

О других фестивалях

Если сравнить Венецию, Локарно и Канн, то окажется, что у них есть кое-что общее. Все они были основаны до Второй мировой войны, проводятся в небольших городах у воды. Здесь, в Одессе, кстати, тоже есть вода. Сейчас время изменилось, и современными фестивалями считаются Торонто, Берлин и Токио. Это огромные города, и у этих фестивалей огромная публика. Каннский фестиваль — для профессионалов. Престиж его настолько велик, что все считают, что он зрительский, а это не так. Жаль, конечно. Мы ищем возможность открыть фестиваль для публики, сделать все для людей. Говоря «люди», я имею в виду обычных зрителей, не журналистов и не причастных к киноиндустрии специалистов.

Об отборе фильмов

В официальном выборе (official selection) Каннского фестиваля от 50 до 60 фильмов. Примерно двадцать в конкурсной программе, еще двадцать — в программе «Особый взгляд», а остальные — гала-премьеры, спецпоказы и тому подобное. Всего 60 фильмов. К примеру, в Торонто 300 фильмов. Канну приходится всегда выбирать. И этот выбор — визитная карточка Канна. Верный он или нет, решать вам. Но любой режиссер мечтает попасть в основной конкурс. А это не так-то просто. Например, в этом году мы отсмотрели 1800 фильмов. И мне пришлось сказать «нет» 1750 раз и только 50 раз «да». Так что я злодей. Я для тех режиссеров самый нехороший человек. Нельзя сказать, что все 1800 фильмов были хорошими, о нет. Но триста из них отличные. А выбор делать все равно приходится. И это трудно.

Некоторые фильмы нам не удается получить. Одни не готовы, для других май — неудачное время, а премьеру интереснее заполучить осенью. Особенно не любят рисковать американские продюсеры, отдавая нам свои картины с большой неохотой. Им как раз больше интересны октябрь-ноябрь для релиза фильма, потому что у них начинается оскаровский сезон.

Канн — это не только мой выбор, не только выбор наших отборщиков, но еще и продюсеров. Моя работа не заключается в том, чтобы говорить, нравится мне или нет тот или иной фильм, хороший он или плохой. Моя задача — решить, будет ли показан этот фильм в Канне или нет. Хорошо ли для этого фильма оказаться в Канне? Как его примет зритель? А у нас очень специфический зритель. Некоторые из фильмов, не попавшие в официальный выбор, оказываются в секциях «Двухнедельник режиссеров» или «Неделя критиков». И это тоже хорошо, потому что Канн увидит их.

О том, что делают аккредитованные на фестиваль люди

Все приезжают к нам работать. Некоторых, конечно, привлекают наши вечеринки, но все равно главное в Канне — это кино. От первой чашки кофе рано утром до последнего глотка виски вечером все разговоры идут о фильмах. И если вы не смотрите кино на фестивале, то через пару дней будете похожи на засохший без воды цветок. Кино обсуждают, соглашаются, ведут споры. Так или иначе, но это главная тема на протяжении всех дней фестиваля.

О первом знакомстве с Каннским кинофестивалем

Это было в 1979 году. Я только-только получил права, и мы с друзьями рванули из Лиона в Канн. И там меня ждало разочарование: мы не могли попасть ни на один показ. Мы были никем. Каждый вечер мы возвращались к нашей тачке, ночевали в ней, а потом утром снова возвращались в Канн. Потому что было очень здорово почувствовать себя в центре кинематографической вселенной. Меня часто спрашивают, стоит ли приезжать в Канн во время фестиваля. Всегда отвечаю: «Приезжайте». Пусть вы не увидите ничего, но находиться там чертовски приятно! И вообще борьба за получение аккредитации в Канне — полная ерунда по сравнению с тем, через что проходят люди, чтобы снять фильм.

О лучших местах в зале

Когда я учился в киноинституте, то приезжал в Канн волонтером и сидел на балконе, а это худшие места! Я люблю быть максимально близок к фильму и поэтому постоянно продирался через толпу на балконе, ругался с охранниками, стремясь в партер. Но при этом я ужасно боялся, что меня узнает директор фестиваля!

О Харви Вайнштейне

Вы, наверное, знаете, есть такой продюсер Харви Вайнштейн. У него репутация тяжелого человека, но при этом он очень любит кино и многое сделал для него. Открыл Квентина Тарантино, например. Но с некоторыми кинематографистами он беспощаден. Несмотря на характер, с Харви всегда можно обсудить китайское, французское или латиноамериканское кино. Так вот, в Канне очень много таких людей.

О фестивале 2015 года, вызвавшем бурю критики

Вы сами были на фестивале в этом году (Тьерри спрашивает журналиста, задавшего вопрос)? Значит, делаете вывод по чужим словам. Я всегда говорю так: чтобы хорошо проанализировать Каннский кинофестиваль, нужно пять лет. За один год очень сложно понять специфику и увидеть какие-то изменения. Вы правы в том, что этот год был довольно уязвимым. Потому что мы зависим от творческих людей. Для меня все фильмы были хороши. Президенты жюри братья Коэн были довольны, им все понравилось в конкурсе. Вообще у нас последние годы очень хороши. Что же касается выбора «странных фильмов», опять же перед вами сидит виновный в этом человек! Или, например, есть у нас ряд режиссеров, которые всегда участвуют в основном конкурсе: Арно Деплешен, Апичатпон Вирасетакул, Брийанте Мендоса. В этом году мы не отобрали их фильмы для конкурса. Изменения бывают полезными. Ведь зачастую критика Канна заключается во фразе «Там вечно одни и те же люди». В этом году я решил кое-что изменить. Отмечу, что эти режиссеры сняли прекрасные фильмы! Это, заметьте, не мое личное мнение. Все отобранное для показа в Канне кино по определению хорошее. И фильм Арно Деплешена, победивший в «Двухнедельнике режиссеров», — отличный фильм, но он совсем другой. Арно снял около 12 фильмов, причем десять из них были в каннском конкурсе.

О новых именах

Полезно бывает пригласить новых режиссеров. Моя задача — наносить также на кинокарту новые имена. В частности, Мишель Франко, мексиканский режиссер, побеждавший у нас в «Особом взгляде», в этом году выиграл приз за сценарий в основном конкурсе. Может быть, я правильно поступил, пригласив его.

О главных зрителях

Конкурс — очень жесткая штука. Пресса никого не щадит. Фильм выходит в свет, и через некоторое время весь мир его или полюбит или возненавидит. У нас, безусловно, очень важные зрители, но вместе с тем это худшие зрители в мире. Критики беспощадны. Их реакция — это также цена участия фильма в Канне. Критики принимают картину совершенно не так, как зал во время вечернего показа.

О самом удачном фестивале последних лет

Считаю, в 2014 году был лучший конкурс за последние 40—50 лет. Но никто об этом не написал! Я могу обсудить это только со своими друзьями. Публично — нет. Четыре из пяти фильмов, номинированных на «Оскар» в прошлом году, были показаны на Каннском фестивале. Это значит, что мы отбираем правильное кино.

Об изменениях на кинофестивалях

Думаю, что главным изменением в будущем будет попытка остаться прежними. Мир меняется, но не Канн. Это как в фильме Лукино Висконти «Леопард»: «Чтобы все изменилось, нужно чтобы все осталось прежним». А сейчас все меняется — в кино, на телевидении. На прошлой неделе я ездил к Мартину Скорсезе в Нью-Йорк (16 октября режиссер получит Премию Люмьер на кинофестивале в Лионе). Он монтирует свой новый фильм и начинает работу над пилотом нового сериала, как с «Подпольной империей». Дэвид Финчер хочет снимать кино — это хорошо. Но если деньги он получит от телевидения, то снимет сериал, чем он сейчас и занимается.

Мы в Канне должны быть открыты к изменениям. В 2002 году я провел первые цифровые показы сразу в трех категориях. У нас была первая отреставрированная цифровая копия «Пепе ле Моко», за что мне влетело от прессы, но меня поддержал Квентин Тарантино. Тогда-то он проще относился к цифре, это сейчас он заделался поборником пленки. Также мы показывали «Русский ковчег» Александра Сокурова в цифре, потому что он был снят в цифре. И третий фильм, который мы показали в 2002-м в цифре, — «Звёздные войны». Так что, как видите, это были три совершенно разных фильма. Тогда многие боялись цифры, потому что в кинотеатрах не было оборудования, только пленочные проекторы. Но я всегда говорю: мы не должны меняться, но мы должны быть открыты к изменениям.

Вернемся к Квентину Тарантино. Он и еще несколько режиссеров хотят снимать на пленку, пишут в Kodak с просьбами не прекращать ее производство. Это тоже важно. Когда мы отправляем режиссерам официальное письмо с подтверждением участия в конкурсе, то всегда предлагаем выбрать, как они хотят показать фильм — с пленки или в цифре. В последние годы большинство предпочитает цифру. Но в этом году, например, у нас был фильм Ласло Немеша «Сын Саула», фильм тяжелый, трудный, но он был снят на пленку, и режиссеру было важно показать его с пленки. Оливье Ассайас несколько лет назад снял мини-сериал «Карлос», и я хотел взять его в конкурс. Жиль Жакоб был категорически против. Это было четыре года назад. Но фильм я все равно взял.

О том, убьет ли телевидение кино

Когда я начинал свою работу в Канне в 2001 году, был бум реалити-телевидения. Мне многие тогда говорили: «Не повезло тебе с работой. Канну крышка». Потому что по телевизору показывали настоящую жизнь. Так вот, мне интересно, где сейчас реалити-ТВ? В 1960-х и 1970-х во Франции было такое интеллектуальное движение за отмену классической литературы. За отмену такого предмета. Дескать, «однажды, давным-давно» уже не жилец, никто так больше не пишет. Прошли годы, а Марсель Пруст все еще с нами. В Канне мы должны быть открыты ко всему, но при этом защищать кино. Мы как большой пароход, который для поворота должен сделать маневр. Так что вот вам секрет Канна — его стабильность.

О своей работе

Я говорю, что каждый, кто немного знает кино, может оказаться на моем месте. Конечно, под «немного» я подозреваю «прилично». Но работа заключается не в том, чтобы отобрать фильмы, но и в том, чтобы объяснить выбор. Потому я и говорю, что важно поездить на пять фестивалей подряд, чтобы отметить для себя какую-то закономерность. Например, в этом году у нас было три итальянских фильма в конкурсе. В Италии я стал героем! Нанни Моретти, Паоло Соррентино и Маттео Гарроне — их картины все попали в конкурс. Но сразу после объявления призов я снова стал злодеем, потому что итальянцы ничего не получили.

По-моему, каждый человек, разбирающийся в кино, может отличить плохой фильм от хорошего. Мы стараемся быть честными. Конечно, иногда мы ошибаемся. В этом году критики сравняли с землей два фильма — не скажу какие. Мне было интересно наблюдать, но я очень переживал за режиссеров. Они пали жертвой моего выбора. Я не критик. И я не озвучиваю свое мнение. На меня часто обижаются, пишут про меня изобличительные статьи, устраивают допросы. Я помалкиваю в ответ. Разумеется, мне хочется думать, что все согласны с моим мнением, но вот в зале «Люмьер», например, 2200 мест. И это 2200 мнений. И они все разные.

О лоббировании французского кино

Мы никогда не приглашаем больше одного француза в жюри. В этом году была Софи Марсо. И, несмотря на это, сразу три французских фильма получили призы. Так что о лоббировании речи не идет.

О крике «Рауль»

Есть такая традиция, что каждый раз перед началом пресс-показа в зале «Дебюсси» кто-то кричит: «Рауль!» Я знаю, кто этот Рауль. Но не скажу. Традиции много лет, не хочется раскрывать тайну. Журналистам это вроде бы нравится. И я уверен, что при желании у вас тут тоже появится свой Рауль.

О твиттер-критике

Я дал интервью одному парижскому журналу тиражом в 2000 экземпляров, и меня спросили об отношении к твиттеру и социальным сетям. Так вот, на мой взгляд, 140 знаков в твиттере — это не критика. Помнится, когда я был юным киноманом, то изучал кино, не только запойно просматривая его, но и читая кинокритику. Я начинал свою карьеру, изучая журнал Positif. Это второй по важности журнал о кино во Франции после Cahiers du Cinéma. Я испытываю величайшее уважение к тем людям, которые проводят время, анализируя кино, думая о кино, строя теории. Это же часть истории кино.

Арно Деплешен сказал мне как-то, что мы все в Канне делаем одно и то же дело: режиссеры снимают фильмы, а критики пишут о них. Но в итоге за мое интервью уцепились любители сенсаций и написали: «Тьерри Фремо нападает на социальные сети». Это не так. Я ничего против них не имею. Просто это не критика. Настоящему критику требуется время, чтобы подумать, переварить фильм, проанализировать его. Иногда его мнение может измениться уже на следующий день. И я уж не говорю о том, как критики порой промахиваются. Взять, к примеру, фильм Жана Ренуара «Правила игры». Его назвали провалом. Прошло время, и через 20 лет он стал классикой! Думаю, все дело в прессе. Если журналист во время титров хватает телефон, чтобы настрочить что-то вроде «Мне понравилось» или «Мне не понравилось», то как раз против этого я и выступаю. Представьте себе, вы прочитали книгу Пруста и пишете в твиттер: «А ничего такой Пруст, нормальный». Ну, или про картину Пикассо: «Унылый он, ваш Пикассо». Так вот, все эти твиттер-критики по идее должны любить кино, но я в этом сомневаюсь. Надо уважать кино.



http://www.kinopoisk.ru/news/2614022/

Также смотрите: